Первое свидание

(Кира #проза)

В июне 1860 года Алексей Иванович Авдеев, молодой человек прогрессивных взглядов, прибыл из Петербурга в родовое поместье в Тульской губернии. Его отец был помещиком суровым и дотошным, и уже второй год безвылазно жил в деревне. 

Слухи о том, что царь не сегодня - завтра дарует крестьянам свободу, пугали его не на шутку, и Алексей ехал с надеждой втолковать родителю, что новый уклад не разрушит хозяйство, а только пойдет ему на пользу. Сам молодой Авдеев весьма сочувствовал русским крестьянам и восхищался ими, хотя и вряд ли мог вспомнить, где и когда тесно общался с ними в последний раз.

С первых же дней в деревне всё пошло не так. Крестьянские дети вовсе не походили на умытых ангелочков, а мужики вместо того, чтобы вести мудрые речи о судьбах народа, норовили побыстрее разделаться с работой и пойти в шинок. Но больше всего изумила Алексея молодая женщина, работавшая на барском птичнике. На голове — платок, как у замужней, мальчонка при ней крутится мал-малёхонек. Вот только по манерам она — девка-девкой: то песни поет, то хохочет громко, а как молодой барин идет мимо, так она ему сказанет что-нибудь дерзкое, а потом улыбнется загадочно и черными глазами стреляет.

«Что ж за баба такая бесстыжая, — размышлял Алексей. — Надо потолковать с ней, воззвать к природной скромности!» Стал приглядываться, да прислушиваться, узнал, что птичницу зовут Настасьей. Но всё было как-то не с руки к ней подойти для серьезного разговора. Только через неделю застал Настю одну на дворе да велел проводить его на Утиный пруд, где с детства не бывал и дорогу позабыл. «Вот по пути и объясню ей, как должно себя женщине достойной держать».

Настя шла по лесной тропинке легко и быстро, рвала полевые цветы и по обыкновению напевала.

— Что ж твой муж? Не беспокоится о тебе? — смущаясь собственной несуразностью, спросил, наконец, Авдеев.

— Как же ему, барин, беспокоиться, коли он уж год как в сырой земле почивает. Убился на лесопилке. В Масленицу поженились, а в октябре уж схоронили его, любезного. Только один Ванятка у меня и остался, не успели мы больше детушек нажить.

— Как же ты?

— Ревела ревмя. Шутка ли, вдовой в 16 лет остаться. Дом весь на мне, скотина, огород, и в помощниках никого. Надорвалась, в родах чуть не померла. Да и помереть хотела, с Петром хоть на том свете встренуться. Да коли Господь дал жить, значит, так тому и быть.

Настя замолчала, и без ее песен и смеха в солнечном лесу вдруг стало как-то одиноко. «А ведь она двумя годами младше меня, — размышлял Алексей, — а пережила уже и замужество, и смерть и роды». Сам Авдеев, хоть и был человеком просвещенным, житейским опытом похвастаться не мог, а весь его любовный багаж сводился к паре безвкусных поцелуев со старшей дочкой Вишняковых, которую родители давно прочили ему в невесты.

— Что-то вы, барин, взгрустнули… Смотрите, какой день хороший. В Утином пруду нынче уже купаться можно.

Вдруг Настя остановилась перед ним и сдернула платок с головы, открыв густые черные косы. У Авдеева от волнения перехватило дыхание. Но не успел он возмутиться, как она тихо, но внятно сказала:

— А догоните, ваша буду, — и кинулась бежать по лесной тропинке.

Он бежал следом, и сердце билось часто-часто. Конечно, негоже ему, помещику, пользоваться легкомыслием своей крепостной бабы. Но до чего она хороша! До чего здоровая, полнотелая, веселая. Не чета тощей, вечно хмурой и бледной Вишняковой.

У пруда Настя скинула сарафан и в одной рубашке бросилась в воду, поднимая тучу брызг. Она проплыла несколько сажень и встала на ноги. Вода едва доходила до ее налитой груди, обтянутой мокрой холстиной.

— Что ж вы, барин? Али холодной воды боитесь?

Алексею слепило глаза от солнечных бликов на воде, но он не мог отвести взгляд. И внутри у него плескалась такая же сверкающая радость. Она затопила все его прогрессивные идеи и рассуждения о морали, будто их и не бывало.